Кирилл Павлов - Импортный свидетель [Сборник]

Но сперва об Алле Абдуллаевой. Психиатр был московский, в республику приехал ненадолго. Тем не менее, выслушав ее внимательно, он никаких медицинских наставлений не дал: посоветовал ей успокоиться, но лекарств не выписал. Она была, по его представлениям, совершенно здорова, и в душе он даже посмеивался над этой на вид уже немолодой пациенткой, но никоим образом своей антипатии к ней не выдал. Он даже не сказал ей, что ее рассказ похож на чей-то нехороший розыгрыш.

В день психиатр принимал десять-двенадцать больных, страдавших больше мнительностью и желанием лечиться от модной болезни — неврастении, чем действительным заболеванием. А эта женщина, так во всяком случае он сначала подумал, была исключением. Заболевания у нее психиатр не нашел да и желания лечиться тоже. Он попросил ее вытянуть руки и закрыть глаза — пальцы у нее не дрожали, и психиатр увидел рабочие руки, которым неведом был маникюр и лосьоны. Потом он попросил ее открыть глаза, оттянул ей веки своими холеными пухлыми пальцами и завершил все тем, что легонько ударил ее по колену специальным резиновым молоточком. Реакция была должной. Нога женщины, обутая в старомодный башмак, дернулась, и психиатр заметил, совершенно случайно заметил, что на ней были хоть и выстиранные, но много раз перештопанные чулки. Женщина у него не вызывала симпатии. О себе она ничего путного рассказать не могла, потому что очень волновалась и все время сбивалась на свой родной язык, а психиатр его не знал.

Психиатра звали Михаилом Ивановичем. Роста он был выше среднего, полноват, немного лысоват, но кудрявые, черные, с легкой паутинкой седины волосы делали его голову красивой, даже несмотря на толстые детские губы и выдающуюся вперед нижнюю челюсть, что было необычным для восприятия памирцев — тонколицых, изящных 6 своем большинстве людей.

Кандидат медицинских наук Михаил Иванович приехал в столицу этой среднеазиатской республики из Москвы с группой врачей Института усовершенствования. Он приехал по линии Минздрава для чтения местным врачам лекций по своей специальности, а чтобы теория его не ушла слишком далеко от практики, он сам предложил, что параллельно с лекциями он будет консультировать больных.

Алла Абдуллаева была последней, кого он принял в тот день, и рассказ ее Михаила Ивановича не только позабавил, но заинтересовал его не как врача, а, скорее, как творческого человека. Дело в том, что Михаил Иванович пытался сочинять новеллы, разумеется, чаще на медицинские темы.

Бот и тогда вечером ему захотелось изложить все то, что он услышал, на бумаге, но новые его друзья, гостеприимные таджикские врачи, уже ждали своего московского коллегу в шикарном номере гостиницы «Интурист», где Михаил Иванович остановился. Не успел он заикнуться о своем невинном хобби, как был немедленно переодет, спущен на скоростном лифте, посажен в автомобиль и отвезен к одному из друзей «на пикничок».

Михаил Иванович из вежливости поупрямился, но спутники заверили, что ждет его пустяк — «а ля фуршет». Михаил Иванович долго ломал себе голову, что бы это французское слово могло означать применительно к восточному гостеприимству.

Сначала на столе появились сухие фрукты и колотые орехи, потом кислое молоко и сыр, затем манты, отнюдь не являвшиеся королями стола — здесь это блюдо обычное, после них какая-то тушеная, неведомая московскому гостю, птица, напитки, преимущественно соки плодов и трав, известные Михаилу Ивановичу больше по названиям (он не был гурманом), и, конечно, знаменитый зеленый чай. А когда бедный психиатр уже не знал куда деваться — подали плов и снова зеленый чай, потом арбуз, дыню.

После еды дочь хозяина, одетая в цветастое платье, обошла всех с миской, полотенцем и высоким медным кумчаном, каждому поливая на измазанные руки.

Михаила Ивановича интересовало действительно все: и как называются кушанья, и что это за ковры такие развешаны по стенам, и местные обычаи.

Заговорили о работе. Говорили долго, причем обычный человек, не медик, вероятнее всего, не понял бы из этого разговора ничего, но врачи прекрасно чувствовали и недосказанность фраз, и непонятность терминов. Говорили по восточным обычаям — не все вместе сразу, а по очереди.

Налив в бокал апельсиновый сок и разбавив его водой с плававшими в ней кристалликами льда, принялся в свой черед за рассказ и московский гость, Михаил Иванович. Речь его была похожа на тост.

— Есть такие стихи, — сказал он, обведя взглядом аудиторию:

Из ста семидесяти блюдОбед закончен, и беседуИзящную друзья ведут,Как добавление к обеду.

По-моему, мои новые таджикские друзья, эти четыре строки написаны к нашему доброму застолью, и я счастлив, что судьба забросила меня сюда, в такую солнечную республику, к таким замечательным людям. Но. сегодня здесь, среди друзей, я заметил, что только один человек не принял участия в нашей беседе. Может быть, ему почему-то грустно?.. — И Михаил Иванович повернул голову в сторону одного из сидевших за низеньким столом людей.

Человек, к которому он обратился, не был врачом. Объяснить его грусть можно было тем, что он ничего не понимал в специальном разговоре эскулапов.

Был он небольшого роста, лыс, одет в голубцра-тые полуджинсовые брюки, рубашку с короткими рукавами, а тряпичную кепочку он использовал вместо салфетки.

После слов, сказанных Михаилом Ивановичем, грустный Джоджон улыбнулся.

— Я просто устал, — смутился он поначалу. — Брат мой пригласил меня провести с вами вечер, и я, признаться, не жалею. Конечно, не все в вашей беседе мне понятно, я ведь не врач, и поэтому вынужден напрягаться, чтобы не упустить ход мыслей. А когда я все-таки теряю мысль, задумываюсь о своем, то, честно говоря, мне становится не по себе. Дело в том, что я — милиционер. А такая работа полна неожиданностей, грустна и тяжела. В особенности, если ты «гаишник» и твои друзья — следователи из министерства никак не могут распутать дело, ерундовое, на первый взгляд, а ты даже не имеешь служебного права помочь им.

— Особенно, когда ты понимаешь, как распутать преступление, да? — покровительственно влез в разговор хозяин дома.

— Пожалуй, ты прав, — сказал Джоджон и замолчал.

— Но позвольте, я вас все-таки развеселю.

И Михаил Иванович, совершенно упоенный своей восточной речью, немедленно приступил к рассказу, тому самому, который услышал сегодня от пациентки Аллы Абдуллаевой. Разумеется, фамилии ее он не назвал, даже не сказал о том, что принял ее только сегодня, а так, дескать, когда-то пришлось мне консультировать одну пациентку, которая и рассказала…

Михаил Иванович хотел сделать приятное грустному милиционеру, говоря о том, что и в его специальности бывают совершенно загадочные случаи, над разрешением которых не стоит себе ломать голову, ибо в данном случае имела место, конечно, не болезнь, а фантазия…

«Понимаете, доктор, — рассказывала пациентка, — мой муж по ночам светится».

У Михаила Ивановича в практике такое было впервые. Он лениво и устало записывал ее слова и вдруг встрепенулся и принялся слушать уже чрезвычайно внимательно. Ему было жарко, среднеазиатская жара — не шуточки, но он забыл про жару, весь превратившись в слух.

«Вы извините, доктор, что я рассказываю вам такие подробности нашей семейной жизни, но ведь вы врач, и я могу на вас положиться…»

Михаил Иванович поспешно кивнул и даже сделал жест рукой: продолжайте, мол, очень интересно, а насчет «положиться» — это конечно.

«Вот уже который вечер я замечаю, что от тела мужа исходит какой-то специфический запах и, кроме того, струящийся слабый свет. Я сперва испугалась, а он смеется: ты, говорит, у меня всегда дурой была, а сейчас и вовсе спятила. Свет какой-то придумала. Что мне делать, доктор? Может, вы мне капелек каких-нибудь пропишете?»

«Да нет, капельки здесь ни при чем. Скажите, а давно вы стали замечать это свечение? Ах, ну да, не так давно».-

«Да».

«А еще его кто-нибудь видел?»

«Да нет, не видел, муж сказал, чтобы я обратилась к психиатру, ну вот я и у вас».

Михаил Иванович не нашелся, что сказать, и потому спросил:

«А где работает ваш муж?»

«Он-то — на заводе, директором, поэтому я и прошу вас, чтобы никто об этом не знал».

Михаил Иванович закончил рассказ, отхлебнул сока, с удовольствием разгрыз попавший в рот кусочек льда и посмотрел на собеседников. Милиционер оживился:

— А на каком заводе работает ее муж? — спросил он.

— А вот этого я не знаю, — сказал Михаил Иванович.

— А адреса ее тоже не знаете? — глаза Джоджона заблестели. -

— Конечно, нет, это же не постоянная больная, так, с фантазией. Может, ее муж разыграл, такое ведь бывает.

— Наверное, бывает, — сказал Джоджон и поднялся.